Вместо мамы и папы: дни и ночи патронажных нянь

Мария Свешникова, автор «Вестей», поговорила с патронажной няней фонда «Дорога жизни» Ларисой Яворской о том, как живет и работает больничная няня.

Международный день защиты детей отмечается 1 июня. Для большинства людей защита детей в отдельный день — не слишком понятна: разве можно жить иначе, не любя и не оберегая их. Оказывается, можно. Бывает, что при живых родителях детям требуется защита и любовь посторонних, незнакомых людей — патронажных нянь. — Да нас здесь кормят, мне ничего не надо! — Я и не думала, что вас морят голодом, мне хочется вас порадовать чем-нибудь. Все-таки вы в больнице. — Тогда, если нетрудно, пару огурчиков. — Нетрудно. Я мысленно вздохнула о скромности моей собеседницы, понимая, что Лариса Яворская иногда не выходит из больницы по 2, а то и по 3 месяца подряд. Она ничем не больна и не лежит в стационаре. Лариса — одна из патронажных нянь, которых нанимает благотворительный фонд «Дорога жизни», чтобы те обеспечивали уход за детьми, изъятыми из асоциальных семей, либо потерявшимися в городе. Словом, оказавшимся в трудной жизненной ситуации. По всей стране их десятки, нянь, которые круглосуточно сидят с такими детьми. Фактически они заменяют малышам родителей. Маму и папу. Я узнала об этом из дневника Ларисы, появившемся на странице фонда. Она написала, что будет находиться в больнице с 30 апреля по 4 мая с мальчиком 7 лет. Написала еще не подозревая, что выйти не получится до сих пор. Но если есть потребность в десятках нянь, значит детей, которым нужен уход — не меньше. Чтобы узнать подробнее, я и позвонила. И мы договорились встретиться вечером во дворе под окнами отделения, когда ее подопечный заснет: только в такие моменты Лариса получает возможность отойти от ребенка, да и то, предупредив сестер в отделении. «По образованию я инженер-механик судовых силовых установок с дипломом „Буровая установка на переделанном рыболовном траулере“. Я была на практике в Ярославле, потом полтора года там работала, но мама забрала меня обратно в Николаев — она стала страдать давлением. Вернее, в поселок, куда мой отец был послан дослуживать в тюрьме строгого режима». Это мы с Ларисой знакомимся. Сразу договорились — рассказывает, что хочет. Остальное я доспрошу, уточню. «Мама моя — медик от Бога. От этого у меня всегда было желание стать медиком. Но отец не разрешил, сказал — хватит с нас одного медика. Хотела в иняз — языки учить — тоже нельзя — не престижно. Пришлось поступать в кораблестроительный (Николаевский кораблестроительный институт имени адмирала Макарова), который он сам закончил». Да только отцу оказалось ничем не угодить: он уехал, а мама осталась в поселке. Хоть у нее и не было высшего образования, иногда приходилось и операции делать — всех спасала. «Хотела я вернуться на Южный турбинный завод — работать по профессии, но встретила мужа. И всю жизнь провела «в строгом режиме». Мы горько смеемся ее шутке. Она вообще много шутит. Говорить с Ларисой легко. Даже, когда о самом серьезном. «Я у мамы училась лечить, уколы ставить. Только внутривенные не могу. Я почему медиком хотела стать — мама начинала в Николаеве в „Красном солнышке“, где находились груднички-отказники. Я часто после школы ездила к ней и смотрела, как она малышей принимает, — мне нравилось. А потом она стала первой моей пациенткой: у нее оказался рак. Она всех спасала, а себя спасти не могла. Так началась моя „карьера“ ухаживания за пациентами. А когда мамы не стало, брат забрал меня в Москву». Лариса Яворская стала работать помощницей в семьях, где были пожилые люди, которым требовался уход. Ее все любили. Настолько, что в одной семье предложили пойти на курсы сестер милосердия в Марфо-Мариинской обители и оплатили их: «Пока училась, я часто думала — были бы эти курсы, когда жива была мама, я ведь столько ошибок наделала по незнанию». Поработав в паллиативном отделении в больнице святителя Алексия, она вернулась домой и планировала отдыхать на пенсии. А в 2019-м году подруга из поселка попросила подменить ее в Москве — с ребеночком в больнице посидеть. «Первый опыт был у меня с Верочкой. Верочка была сердечница. В Сперанского на Шмитовском проезде». — Почему же с детьми не сидят мамы, родственники? — Какие мамы? Если мама нормальная, разговора нет. А если с мамой проблема, если она подвергает малыша опасности? А когда ребенок живет в антисанитарных условиях? Одна девочка вся была искусана клопами. В квартире, где ее нашли не было света. Кажется и отопление было отключено. Я почему-то только теперь до конца осознаю, с чем столкнулась, и реальность накрывает меня. Не особенно задумываясь, мы принимаем за норму, что родители любят детей и заботятся о них. Что эта забота — материнский приоритет. Но бывает и иначе. В первую очередь из-за различных зависимостей. Особенно алкогольной. И тогда органы опеки принимают решение забрать ребенка у мамы. Изъятых детей помещают в инфекционное отделение Детской городской больницы № 9 имени Сперанского. Там в отдельных боксах они сначала проходят обследование на ковид. Если здоровы, детей передают няням, которые присматривают за ними. И ждут, что родители заберут их домой. Либо отправят в детский дом. Няни положены не всем, только с младенчества и лет до 5. Считается, что дети постарше могут находиться в больнице самостоятельно. Да и обследуют их быстрее. А маленьких обычно держат месяца 2, а то и 3. А с ними няни: «И весь адаптационный период между семьей и опять семьей, или семьей и детским домом, мы стоим на этом пути и поддерживаем детей. И в этот период между изъятием и оформлением мы должны детей поддержать. Если они не знали ласку, дать им ласку. Посидеть с ними.

Первые сутки они просто кричат. Особенно годовалые и те, которые попадают в больницу в первый раз. Одни кричат от перемены обстановки, другие — хочу к маме. Какой бы она ни была, а мама — это мама, другой они не знали. И жизни другой не знали, а эту воспринимали как норму. Они постоянно в стрессе, и некоторые так и не могу привыкнуть. Как только выходишь из палаты, криком заходятся». Сейчас у фонда «Дорога жизни» более 30 патронажных нянь — в больницах, в хосписах. Среди них и Лариса: когда соседка вернулась, ей предложили остаться. — Этого числа достаточно? Спрашиваю и удивляюсь — неужели в Москве присмотр нужен всего 30 детям? Оказывается, недостаточно. Детей, по разным причинам оказавшихся без родителей, очень много. Бывало, Лариса работала с двумя, даже с тремя детьми одновременно. «Потом эту практику прекратили, потому что тяжело. Теперь один или максимум двое. Мы при детях находимся круглосуточно. Чтобы выйти на улицу — в магазин, в банк, отпрашиваемся у других нянь или договариваемся с медперсоналом. Берем выходные или дожидаемся, пока „твои“ дети определятся. У меня так было несколько раз — я дожидалась и спокойно выходила домой». Сколько ребенок будет в больнице зависит еще и от того, какая ситуация была в семье. Хронически тяжелая, или случайность. Это решает юрист: он изучает материалы, знакомится с родителями, смотрит на жилищные условия. Если мама попалась впервые, ребенка чаще всего возвращают. Такие дети уходят быстрее. А иногда помощь юриста не нужна, потому что криминала не было, матери просят забрать их детей «в связи с тяжелой жизненной ситуацией». Так и пишут заявление: «Прошу поместить моего ребенка в данное учреждение, пока мне тяжело». Эти дети не отказники, просто мама, продолжая получать пособие, «ушла в отпуск». А дети, няни, органы опеки ждут. Ждут, когда мама улучшит условия — материальные, жилищные. Или что она устроит личную жизнь. Спрашиваю про усыновление. Лариса отвечает, что случается: «Иногда няни ходят-узнают: не знаете, моего будет мама забирать, а то я бы хотела его взять. У нас есть база данных — усыновляют. Есть такие детки, их невозможно не взять. Хорошие, спокойные. Но надо смотреть, какие были родители, какие у них проблемы, в каких условиях рос. Иногда даже жаль, что их отдают мамам: видно же, какая она приходит. Бывают хорошие мамы. Но в основном мамы сами неблагополучные. А есть такие — комок в горле». А бывает, что приходят папы. Вернее, приходил один. Может потому Лариса его и запомнила. Дети, говорит Лариса, бывают самые разные. Не плохие или хорошие, они попадают к няне в очень разном состоянии. «У меня была девочка с повышенной возбудимостью — 3 года. Она как вертолет — ни секунды не сидела. Иногда завотделением ее брала, и они гуляли по больнице. Как глаза откроет, рот открыла. Первое, что она говорила: „Баба, дай колбаски“. И каждые 5 минут ей нужно было что-то новое. Она долго у меня была. Я когда привыкла, увидела, что, если ей заниматься и направить энергию в нужную сторону, она будет нормальной. Но ей с мамой не повезло, и девочка ушла в детдом. И много деток домашних. Видно, что когда-то они жили в покое и уюте. Им нужна ласка, посидеть, поговорить, порисовать. Я люблю рисовать, а не все дети могут у некоторых только резкие движения». Я понимаю, о чем она: дети, пережившие насилие (необязательно в буквальном смысле), никогда не будут рисовать. «Одна мама пришла за ребенком — хороший такой. Мама пишет, оформляет бумаги. Мы вышли, а она, не глядя него, говорит: „Ну что, забыл меня или нет?“ Мы с медсестрой переглянулись, я отдала ребенка — не могу на такое смотреть. А ведь приличная на вид женщина. А вторая девочка маму увидела — руки распростерла, мама плачет: „Моя ты крошечка, моя ты любимая! Как же я без тебя была!“ Всякое случается, но видно, что хоть синяк замазала, но ребенка своего любит». И тут чуть ли не перебивая друг друга, мы, каждая, объясняем: у каждой мамы все идет из ее детства, из их семей. Если она была так воспитана, если с ней так ее мама разговаривала, если ее не любили, отца не было, а мать пила, откуда ей было научиться своего ребенка любить? Она другого не знает, не видела. Ей самой надо адаптацию проходить. Если у человека нет ноги, нельзя ждать, что он пробежит стометровку как Усейн Болт.

Раз другие думают усыновлять, может и сама Лариса Яворская об этом думала? — Была бы моложе, точно взяла бы. Через одного. Потому что проживаешь с ним часть жизни, отдаешь ему свою душу, характер, настроение, его принимаешь, пытаешься что-то сделать, чтобы изменить его жизнь, облегчить. Был один мальчик, никуда не отпускал. А мне надо. Я ему говорю — отпусти, я тебе конфет куплю. А он ни в какую. Я говорю — надо мне. «Ну хорошо, ты мне пивка купишь?» Я так и села: а ты уверен, что тебе пивка надо? А если он другого не видел, то ему это и нормально. А у самой первой девочки — у Верочки, с которой сидела Лариса, финал истории оказался хороший. Когда девочку забрали органы опеки, ее обследовали и выявили порок сердца, и ей сделали одну операцию, скоро будет вторая. И мама многое осознала: когда она сама вышла из больницы после попытки суицида, стала волонтером — ей стали разрешать только видеться с дочерью, не забрать домой. Но она не сдавалась, ходила в опеку, добивалась, чтобы вернуть. Через два года отдали. И замуж вышла Молча сидим под окнами палаты, где лежит мальчик, к которому Лариса скоро уйдет в отделение. Когда его выпишут и вернут в приют, Лариса отправится к следующему ребенку. «Дети придают мне тонус. А я им. Сестры над нами смеются. Я музыку включаю, и мы зарядку делаем, прыгаем, бегаем. И я сама чувствую прилив энергии. А так у нас взаимное подкрепление, взаимовыручка. Бывает и выгорание, конечно. Как начинается уныние, значит все, нужен отдых, иначе скажется и на тебе, и на детях — в броню себя не закуешь. Конечно, приходится отдавать себя, но и получаешь взамен многое. Дети нас учат. Я в молодости не замечала, я теперь понимаю, как многому они могут научить: я начинаю в его душу входить, видеть мир его глазами и понимаю — Господи! Его не ругать надо, а поласковее. Обнять. Меня Бог послал в фонд. Я хотела медиком быть, в больнице работать, вот меня Бог и отправил. Что недодала своим детям — даю сейчас другим. Не зря человека посылает судьба в разные ситуации, а чтобы все осознать и ошибки, пусть и небольшие, исправить». Справка: Программе «Брошенные дети в больнице» благотворительного фонда «Дорога жизни» в ноябре исполнится пять лет. На сегодня в Москве и в регионах с детьми круглосуточно находится около более 30 нянь. Из-за пандемии коронавируса число детей, отданных под патронаж фонда, значительно увеличилось. Если в 2019 году детей было 202, то течение 2020 года патронажные круглосуточные няни фонда, занятые в этой программе, приняли под свою опеку 333 ребенка, привезенных в ДГКБ № 9 по актам безнадзорности или оставшихся без попечения родителей. Всего с детьми работало 25 обученных патронажных нянь. Рост в какой-то момент был настолько стремительный, что нянь не хватало, приходилось «выбирать» самых беспокойных. Мария Свешникова, Вести Фото Анны Гальпериной