Эти слова Богдан сказал в первый день в приемной семье. Сейчас, спустя четыре месяца, он говорит своей маме Айсел «я люблю тебя!» несколько раз в день.
В связи с ТЖС
Богдаша попал в дом малютки в Биробиджане в семь месяцев. Мама сдала мальчика на полгода «в связи с тяжелой жизненной ситуацией». Но, когда это время истекло, сына она не забрала. С ней пытались связаться и руководство дома ребенка, и органы опеки, но она не отвечала. Даже на суд по лишению родительских прав не пришла.
Когда проходило заседание суда, в зале был только отец Богдана. На вопрос судьи «Что вы сделали для сына?», он ответил коротко: «Ничего». Так Богдаша стал сиротой.
«Он — аутист»
Когда мальчику было два с половиной года, на него оформила опеку женщина из Москвы. Ей было на тот момент почти 60, и, по словам приемных родителей Богдана, она работала высокопоставленным чиновником. Богдан прожил с ней год и четыре месяца. А потом дама сдала мальчика в полицию со словами, что он, де, ненормальный и вообще «аутист».
Богдан в больнице после того, как от него отказалась опекун. Фото сделано в апреле 2021 года
Женщина даже собрала справки из платных клиник, где по МКБ (международной классификации болезней) был проставлен цифровой код, который означает «расстройство аутистического спектра». Под которым ниже написано ручкой «задержка психомоторного развития».
«РАС и задержка — абсолютно разные вещи. Есть определенные критерии диагностики расстройств аутистического спектра. Задержка это вообще не
диагноз», — говорит педиатр фонда «Дорога жизни» Наталья Гортаева.
Ел, как не в себя...
Трехлетнего малыша привезли в детскую городскую клиническую больницу им. Сперанского. Туда, куда привозят и других безнадзорных и брошенных детей. Туда, где работает программа фонда «Дорога жизни» «Брошенные дети в больнице». По этой программе фонд выделает круглосуточную патронажную няню тем детям, которые, по каким-то причинам, остались без попечения родителей или опекунов. Чаще всего это дети, изъятые полицией из неблагополучных семей или найденные на улицах, помойках и на вокзалах. Но бывают и такие, как Богдан. Те, кого приводят в полицию их самый близкий человек со
словами — заберите, он мне не нужен.
Богдан в палате ДГКБ № 9 с няней Ларисой
Богдаша попал в палату к няне Ларисе Яворской. Она рассказывает, что Богдан сначала казался вроде бы раскрепощенным ребенком, но постепенно няня стала замечать, что происходит что-то неладное: «Мальчик втихомолку брал то хлеб, то конфеты. Тут ничего плохого нет, но еда исчезала и из тумбочки. Никогда Богдаша не признавался, что это сделал он. Чувствовалось, что он боится. Но со временем он привык, что я не ругаю его, что сладости можно взять не только из тумбочки, но и на столе. И уже не запихивал в рот по два куска хлеба, перестал прятать печенье и фрукты, начал все это спокойно при мне брать со стола. И в конце концов, он перестал поглощать все подряд. Он уже мог не доесть порцию или вообще отказаться от чего-то. Но страсть прятать машинки — осталась. Я думаю, это не так уж плохо для мальчика — прятать на ночь под подушку машинки».
Координатор фонда «Дорога жизни» Мария Саморукова была в больнице в тот день, когда полицейские привезли Богдана:
«Он был очень зашуганный. На него нельзя было даже строго посмотреть, он сразу думал, что сейчас будет что-то ужасное, зажимался и начинал плакать. Ел как не в себя, не мог остановиться. Обычно такие дети у нас после детского дома. Из семьи мы детей с таким аппетитом редко встречаем, только если у них там был плохой уход. Мы даже думали, что у Богдана какие-то проблемы по здоровью, потому что у него было гигантский живот. Но, как оказалось, все это было потому, что он ел без конца и никак не мог остановиться.
Богдан на руках у координатора фонда Марии Саморуковой
Со временем он адаптировался, стал шалунишкой, играл в мячик, рисовал. Когда его приезжала забирать его приемная мамам Айсел, я тоже была. На тот момент Богданчик был уже более адаптирован, стал спокойнее. У него была любимая игрушка — собачка. Он ее забрал с собой».
Да, Богдану повезло. Из больницы он поехал не в детский дом, а в свою семью. Новую семью, где у него теперь есть мама и папа.
Про Айсел и Алексея
«Меня зовут Айсел мне 27 лет, мужу Алексею — 31 год. Мы оба преподаватели в колледже, в браке 5 лет, а знакомы более 10 лет. Мы живем отдельно от родителей в Люберцах. Родители мужа — пенсионеры, живут в Москве, моя мама тоже пенсионерка живет в Московской области».
Почему приемный?
«Желание взять приемного ребенка возникло у нас не просто так. Наш первенец умер от генетической мутации в возрасте семи месяцев. Естественным путем я уже забеременеть не могу, а в процедуре ЭКО нам отказали, так как у врачей нет возможности узнать, будет ли у нашего будущего ребенка такое же генетическое заболевание, как у нашего первого ребенка, или нет.
У нас на работе есть женщина, которая усыновила мальчика. Мы близко общаемся с ней и пришли к тому, что тоже хотим дать хорошую счастливую жизнь другому ребенку».
Как искали?
«Мы искали ребенка с помощью Федеральной базы данных и районной опеки, т.к. в нашей опеке чаще всего маленькие детки, а у нас запрос был на малыша от 2 до 6 лет».
Как готовились?
«Готовились больше морально. Расспрашивали мою маму, как быть в каких-то ситуациях с ребенком. К тому же, у нас есть две знакомые женщины, у одной четыре ребенка, у другой восемь детей, и на множество вопросов ответили они.
Плюс была уже подготовка в психологическом плане, т.к. мы тоже работаем с детьми, хоть и постарше.
К тому же мы прошли Школу приемных родителей, и там нам дали много новой и полезной информации».
Как нашли Богдана?
«Мы собирались ехать вставать на учет в региональный банк детей-сирот в Москву. Перед выездом я с помощью их сайта посмотрела подходящие нам анкеты. Там была и анкета трехлетнего мальчика Богдана.
Мы приехали в опеку, но нам сказали, что детей нет. Тогда я спросила про анкету Богдана, и сотрудница посмотрела в базе. Мальчик оказался свободен, но у него значился диагноз РАС (расстройство аутистического спектра). А еще от Богдана отказалась опекун. То есть, мальчик был в семье довольно долго, а потом его вернули.
Мы спросили у сотрудницы опеки, подтвержден ли диагноз и почему от мальчика отказались. Она сказала, что диагноз не поставлен, что это больше догадки бывшего опекуна, да и вообще, она была очень своеобразная женщина.
Богдан дома с мамой Айсел и папой Алексеем
Мы сразу оформили направление на Богдашу. Он тогда лежал в больнице им. Сперанского. Чтобы попасть туда, нам нужно было сдать мазки на Covid-19».
Первая встреча
«Через два дня после получения отрицательных мазков мы поехали в больницу. Поговорили с юристом, и нас направили в инфекционное отделение, где лежал Богдан. Зайти в палату было нельзя, мы знакомились через стекло. В палате была его врач и заведующая отделением.
Богдан долго и пристально на нас смотрел, показывал пальцем, что-то спрашивал у врача.
Потом мы поговорили с заведующей, узнали про аутизм, которого, по мнению медиков, у него и в помине не было, Да и вообще, из всех проблем со здоровьем доктора отметили только не совсем хорошее зрение и низкий рост.
Мы вышли из отделения, переговорили с мужем и пошли подписывать согласие.
Мы решили взять Богдана сразу, просто по велению сердца. Не знаю как описать это, но мы сразу поняли, что он — «наш». Это было 29 апреля».
Первое мая
«В этот же день мы поехали в опеку, где Богдан стоял на учете в Москве, оформили бумаги. Уже на следующий день нам выдали распоряжение о том, что мы его опекуны, передали все его бумаги и документы.
1 мая мы поехали в больницу. Все были на праздниках. Мы нашли номер дежурного врача, и она дозвонилась юристу больницы. Мы выслали ей фото распоряжения, а потом еще почти час стояли под дверьми инфекционного отделения. И ждали. В итоге нас пустили и мы смогли забрать Богдана. Я подписала еще бумаги и поговорила с координатором фонда «Дорога жизни» Марией Саморуковой.
Потом мы со всеми попрощались и ушли вместе с нашим уже сыном. Богдан был в полном смятении, испугался, в машине молчал. Дома не мог уснуть от обилия новых впечатлений. Вел себя не то что спокойно, а заморожено. Никак. Ни во что не играл, потому что не знал, как. Все показывали — как машинками играть, как другими игрушками играть.
Потом мы оделись и пошли гулять, и тут он оторопел. Он просто не знал, что делать на площадке. Ничего не понимает, не знает, как куда залезть. И потом долго-долго не мог уснуть. Фактически, уснул только под утро».
Как проходила адаптация?
«Я вообще не знаю, что такое адаптация у ребенка. У Богдана ее не было, он сразу начал называть нас папа и мама, быстро сориентировался в квартире.
Он тогда почти ничего не умел. Не умел играть на площадке, одеться, не знал многие продукты, не знал фигуры и цвета. Когда первый раз дали пельмени, у него было прямо до трясучки — это что.
Богдан. Фото из семейного архива
Наша адаптация была такой же. Да, было сложно, особенно когда ты два дня назад подписал согласие, и вот ребенок уже здесь. Мы не успели купить ничего, потому что бегали по инстанциям, и все покупалось в тот же день, когда Богдаша попал домой. Со временем и с помощью советов все стало «как по маслу». У нас подарочный ребенок».
Воспоминания
У Богдана до сих пор остаются яктации — раскачивания перед сном, которые нередко свойственны воспитанникам сиротских учреждений:
«Феномен яктации у детей объясняется в первую очередь серьезными психологическими проблемами. Таким способом малыш, который еще не умеет выражать словами свои желания, чувства и переживания, пытается привлечь к себе внимание взрослых, заявить о своем протесте. Самоукачивние — это и своеобразный способ успокоиться, отгородившись от сверхсильных раздражителей. Яктацией часто страдают воспитанники детских домов — малыши, которым не хватает родительского тепла, защиты и ласки. Любой ребенок нуждается в материнской заботе, тактильном контакте, хочет, чтобы его брали на руки, обнимали и ласкали. Эмоциональное напряжение у детей, которые не получают должного внимания, проявляется двигательной активностью. Это защитная реакция нервной системы. Впрочем, яктация может появиться и у малышей, которые не испытывают дефицита материнской любви и заботы, из вполне благополучных семей. Причиной могут стать переутомление, перевозбуждение, сильный стресс, из-за которых младенец находится в постоянном нервном напряжении».
«Как-то моя мама подошла к Богдану погладить его в один первых дней, а он сказал: «Уйди от меня, мне страшно», — рассказывает Айсел. И когда родители пытались сначала его приласкать, он говорил, что это щекотно и убирал их руки. «Целоваться в щечку не умел, это мы уже научили», — добавляет она.
А еще Богдан как-то сказал маме: «Я не хочу к тете Наташе (это имя бывшей опекунши), она уходит и отнимает еду».
День рождения
«В июне Богдаше исполнилось четыре года. День рождения прошел дома. Тогда он дома был уже почти два месяца. Утром мы надули кучу шариков и повесили ему в комнате.
Потом поехали в Москвариум, И Богдаша был в полном восторге, бегал, кричал, размахивал руками: «О, рыбы, какие большие!» Потом приехали бабушки-дедушки, поели тортик, вручили кучу подарков. Его любимый синий трактор и большой мусоровоз».
Как Богдан изменился?
«Богдан сейчас очень сильно вырос и рванул в развитии. Он многому научился: умеет рисовать, знает половину букв, научился считать, называть цвета и фигуры, знает много растений, животных, их звуки, научился кататься на велосипеде и самокате, научился играть с детьми на площадке и на даче.
«Репка» уже наизусть, стихи учит, схватывает все моментально. Пересказывает сказки.
Богдан и Алексей играют с Хучем
Он стал говорить «я тебя люблю», сам подходит обниматься, очень часто. Любит все делать сам. Очень любит кормить нашу собаку, теперь Богдан и Хуч лучшие друзья.
Когда мы его забрали, он был как будто зашуганный, сейчас это обычный ребенок, только очень нежный и ласковый».
10 августа 2021 года прошел суд по усыновлению. Сразу же как только Айсел и Алексей получат решение суда, они поменяют документы Богдана. Теперь у малыша будет новая фамилия и новая жизнь с мамой и папой.
«Безымянный мальчик» Алексей
