«А можно их любить, как своих?»

Патронажная няня рассказывает порталу Милосердие.Ru о своей работе с брошенными детьми.

Детей — грязных, голодных, ненужных, неухоженных, побитых — было много. Люба даже говорит, что очень много. Всех их она помнит по именам и в лицо. Патронажные няни, работающие в двух программах фонда «Дорога жизни», остаются с детьми — сиротами-инвалидами или брошенными детьми — постоянно. И днем, и ночью, неделя за неделей. Они месяцами не видят свою семью, но не уходят со своей непростой работы. В команде фонда — 20 профессионально обученных патронажных нянь. О том, как они справляются с этой работой, как они живут и как относятся к своим подопечным, рассказывает старшая няня фонда «Дорога жизни» Любовь Стецик.

Немного о Любе

Люба — старшая няня фонда «Дорога жизни». Хотя сама она очень не любит, когда ее называют так: «Какая я старшая! Я просто няня или просто Люба!», — сердится она. Люба родилась на Украине, задолго до развала Советского Союза. Ее семья жила во Львовской области, в горах Карпатах. Рассказывает Люба У нас очень красивое место, в котором прекрасно отдыхать, но жить у нас тяжело. Нам даже доплачивают «сибирские», потому что мы живем высоко в горах, у нас 50 на 50 — зима и лето. Замуж я вышла в 18 лет, в 19 родила первого сына и поняла, что дети — это мое. Через три года я опять родила сына, потом еще одного. И так получилось, что до 25 лет у меня уже было три сына.

Когда сыновья подросли, мне почему-то очень захотелось дочку. И когда младшему сыну исполнилось 10 лет, я родила девочку — Дарину. Дочка очень хотела сестричку, но у нас опять получился братик. Так, на сороковом году я снова родила сына.

У нас всегда были дружеские отношения — и с детьми, и с невесткой, и с внучкой. Люди иногда удивляются, но все дети обращаются ко мне на «вы». Но и я к своей маме тоже обращаюсь на «вы». У нас так принято. Вся Любина семья по-прежнему живет в Карпатах. Младшему сыну — Богдану — сейчас 9 лет. «Он знает всех детей, за которыми я ухаживаю, — рассказывает Люба, — Я ему всегда говорю, что я всех деток люблю, но тебя, Богданчик, я больше всех люблю. Тяжело, конечно, быть далеко от семьи. Мне самой тяжело».

Как Люба оказалась в Москве?

Любин муж работал в Москве, строил дачи, занимался ремонтом. В один неудачный день он упал с крыши. Травма оказалась серьезной: раздроблена вся правая сторона, сломана тазобедренная кость, локоть, кисть. Рассказывает Люба Когда с ним случилась беда, мы как раз только-только женили сына и купили ему дом. Поэтому нам срочно нужны были деньги. Подруга предложила, давай, приезжай на три месяца в Москву, поработаешь сиделкой. Так я здесь и оказалась. Первой моей работой в Москве был уход за бабушкой после реанимации. Я ее выходила, и она, слава Богу, жива по сей день. Она сейчас сама ходит, мы с ней общаемся время от времени. Потом была женщина с онкологией, тоже очень хорошая.

Самый первый был Ванечка

В 2017 году, в сентябре Любе предложили пойти в больницу — к брошенному ребенку. Так началась ее карьера няни. Самым первым подопечным няни Любы был Ванечка. Рассказывает Люба Сначала мне сказали, что я буду сидеть с совсем маленьким ребенком, которого нашли на мусорке. Я настроилась на маленького месячного ребенка. Прихожу в больницу, звоню заведующей отделением, сообщаю, что приехала. Она говорит: «Заходите в палату, сейчас мальчика спустят из реанимации». Я удивилась — почему из реанимации, вроде бы про это речи не было. Подождала полчаса, мне привозят ребенка. Совсем другого мальчика. Ему было где-то четыре месяца.

Первое впечатление было очень тяжелым. У него была тяжелая форма гидроцефалии, стояла трахеостома, кормление было только через назальный зонд. Вдруг этот малыш посмотрел на меня, его глаза просили о помощи!

К мальчику прилагался целый список указаний, как за ним ухаживать — 30 или 40 позиций. Господи, думаю, как я это не запомню! Но медсестра, дай Бог ей здоровья, говорит: «Ничего, не переживайте. Я сейчас все вам расскажу и покажу, и вы все сможете». Так и оказалось.

Не оставляйте его!

Где-то через две недели в больницу пришел отец Вани. Оказалось, что ребенок был родительский. Он был первенцем в молодой семье, и мама, родив тяжело больного малыша, очень тяжело восприняла это. Она не могла на сына даже смотреть. Рассказывает Люба Я выхожу в коридор, вижу — молодой паренек, лет 23-25, прямо как мой сын. Мужчина почему-то сразу стал заступаться за жену, мол, не осуждайте ее. Но я и не сужу никого.

Единственное, что я ему тогда сказала: «Ванечка ваш — такой хороший! Не оставляйте его, вы ему нужны! Я-то его люблю и дам ему столько любви, сколько ему нужно, но моя любовь не заменит ему вас. Не оставляйте его!»

Он ушел, и опять никто к Ване не приходит. Прошла еще неделя, другая. Заведующая отделением говорит: «Мы переводим Ванечку в паллиативное отделение в другую больницу. Вы пойдете с ним?» Пойду, говорю. В тот день, когда Ванюшу перевозили в паллиатив, пришла его мама. Сказали, что она поедет со мной и мальчиком. Мы зашли в скорую, она села так, с краешку, сзади меня. Я держу Ванечку на руках. Ехали больше часа, два или три раза я останавливала скорую, чтобы почистить малышу трахеостому. Медсестра, которая сопровождала скорую, спросила меня — мама я или бабушка? Нет, говорю, я няня. А мама сидела сзади и вообще не подавала никаких признаков жизни.

Приехали в паллиатив. Доктор посмотрел Ванечку и спрашивает: «Кто остается с Ваней?». «Я, няня», — говорю. И вдруг Ванюшина мама говорит: «Я остаюсь с Ваней». Уж как я ее обнимала! Как дочь родную! Так я была рада!

«Давайте, — говорю, — я помогу вам его раздеть», — и продолжаю, — «Страшно вам на него смотреть? Но завтра-послезавтра вы будете видеть, что Ванечка у вас самый хороший мальчик!» И мама осталась, слава Богу, с сыном, и позже он из базы отказников пропал. Оставив Ванечку с мамой Люба снова вернулась в детскую больницу № 9, куда привозят детей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации и где работает программа фонда «Дорога жизни» «Брошенные дети в больнице». На этот раз Любиной подопечной была девочка-отказница, Милана. С ней няня пробыла месяц. А потом няню направили в седьмую инфекцию, где Люба проработала больше двух лет.

Да будет воля Твоя

Когда Люба только начинала работать в больнице с брошенными детьми, она каждую ночь молилась: «Господи, сделай, чтобы их забрала мама». Но потом она стала молиться иначе... Рассказывает Люба Мне почему-то казалось, что детей, которых нам привозят, забирают просто так. Что в семье им хорошо, а их изымают. Однажды к нам попали два двухлетних двоюродных брата. Их родители запили. Мальчики провели несколько дней без еды и вынуждены были есть свои какашки... Как мы этих детишек отмывали! Как учили их людей понимать! Они все время прятались — то под кроватью, то под столом. Никого не подпускали к себе. Нельзя было их ни искупать, ни накормить. Мальчики провели с нами месяц, потихонечку начали разговаривать, вылезать из-под стола, играть с нами. Как-то нам говорят, что детей забирают родители.

Пришли две мамаши — с таким перегаром, такие страшные, что дети, которым всего неполные два года, как увидели этих мамашек... Не дай Бог, чтобы я еще такое видела! Как они рыдали, чтобы их не забирали.

Мамаши стали на нас кричать: «Что это вы с детьми сделали, что мы их забрать не можем! Что вы с ними делали, что они не хотят к нам идти!» Я им и говорю: «Это что вы с ними сделали, что они не хотят к вам идти»... И уже после Пашки я говорила: «Господи, пусть будет воля Твоя! Тебе виднее, куда этих детей отправить». Я уже не молилась, чтобы они попали к родителям. Видела, что детям там лучше не будет. Да, в детском доме не лучше, но они хоть там чистые и сытые. Они там вовремя едят. Вовремя купаются. Не раз, и не два к нам привозили детей, у которых мы неделями не могли залечить раны из-за того, что они проводили в памперсах, наверное, не одни сутки.

Можно их любить как своих?

Таких детей — грязных, голодных, ненужных, неухоженных, побитых — было много. Люба даже говорит, что очень много. Всех их она помнит по именам и в лицо. Всего за два года через ее руки прошло около сотни малышей. Все они стали «ее детками». Рассказывает Люба Была у меня девочка — Домингос. Когда она попала к нам, ей было два-три месяца. Истощенная, голодная. Нас сразу предупредили, что она давно не ела. Мы ей бутылочку давали по чуть-чуть, потому что боялись ее перекормить. Она провела со мной три или четыре месяца. Вес набрала, такая классная девочка стала, и тут ее маманя пришла — с перегаром, пахнет помойкой.

Надо девочку собирать, а мы не можем вещи, в которых ее привезли, вытащить из пакета — такое все вонючее, засмаленное. Я звоню Кате, координатору фонда, говорю, что не во что малышку одеть...

Катя разрешила отдать вещи, которые фонд покупал и привозил. Отдали мы нашу Домингос нарядную, как принцессу. Хоть в церковь неси и крести. Не прошло и недели, слышу в коридоре знакомый писк. Выхожу, а медсестра спрашивает: «Люба, это, случайно, не твоя Домингос? Она, наверное, ела последний раз, как у тебя была». Опять мы ее прикармливали по чуть-чуть. И потом она уже пошла в детский дом. Я так любила всех этих детей. Даже звонила Кате и спрашивала: «А можно их любить, как своих?» Она говорит: «Конечно! Может, это самое лучшее, что они будут помнить в жизни. Не бойся!»

Любочка, вы на работе?

У Любы свой подход к детям — с шутками, без нравоучений, без занудства и ругани. Всегда с улыбкой, всегда веселая, всегда готовая обнять и поцеловать своего подопечного. А главное, со всеми детьми Люба общается на равных, как со взрослыми. Иногда родители, приходящие за детьми, не верят, что няня справлялась с их «трудными» отпрысками без ругани и успокаивающих лекарств. Рассказывает Люба Был у меня мальчик Марк. Ему было полтора года. Отказник. И вот, как-то под вечер заведующая говорит, что к Марку пришла мама, хочет его увидеть. Марк ей очень обрадовался, обнимал ее, сел ей на колени. Потом заскучал и начал лезть в ее сумку. Я ему говорю: «Маркушечка, нельзя туда, там документы». Ну, он отвернулся и все, сидит себе.

Мамаша так на меня посмотрела с подозрением и говорит: «Что вы ему колете? Что вы ему даете?» «Ничего, — без всякой задней мысли говорю, — он здоров». А она не верит: «Не может быть! Я не могу его дома ни накормить, ни памперс поменять, он меня лупит по пузу, он неуправляем. Я его отдала, потому что боюсь, что он убьет во мне ребенка, которого я ношу!»

Я объясняю ей, что он ничего такого у меня не делал. Вот, мол, посидите и сама все увидите. Она сидит, он пописал. Я говорю: «Маркушечка, давай памперс поменяем». Он слез с ее колен, лег, я ему поменяла памперс, в пакетик замотала и говорю: «Маркушечка, отнеси, пожалуйста, в мусор». Он взял и отнес. Я его хвалю, а он радуется. В общем, мы с ней поговорили, она вроде бы меня поняла и через неделю забрала Марка домой. Скоро у нее родился третий ребенок — Карим. А еще через несколько дней она звонит: «Любочка, а вы на работе? А мы вот в скорой едем — папа, Каримчик, Марк. У меня послеродовой психоз и мы везем детишек в Сперанского». Как она вошла в свой психоз, так из него и не вышла. Из больницы сбежала. И забрали и Карима, и Марка в детский дом.

Люба, а Айдар тебя любит!

Постепенно Любу перевели с программы «Брошенные дети в больнице» на работу с региональными детьми-сиротами. С 1 августа 2019 года Люба начала работать с подопечными фонда, приезжающими на лечение в Москве про программе «Доступная помощь». Рассказывает Люба Мне очень нравилось с маленькими работать, и со взрослыми оказалось интересно. Мы стараемся вложить в наших детей все, что только можем. Например, для них магазин, как для меня космос. Они даже не знают, что это такое. Мы им показывали, как нужно ходить в магазин, как делать покупки. Они не понимают вопросов «что тебе купить?», «что тебе хочется?» Как-то нам привезли виноград, и дети, а некоторым было по 15 лет, его никогда не ели. Я им говорю: «Девочки, вот виноград, он очень полезный и вкусный. Давайте попробуем?» Они начали фыркать: «Нет, это не вкусно, мы это не будем». Я им: «Ну, давайте, по одной, из моих рук». Беру себе ягодку и — им. Они распробовали — вкусно!

Когда дети приезжают, первым делом стараемся их расположить к себе, чтобы они нам верили, чтобы чувствовали, что мы на их стороне, и мы — защита для них.

Они сначала замкнутые, а потом потихоньку раскрепощаются, становятся более активными, песенки с нами поют и рассказывают что-то. Как-то я захожу, а Сашка, мальчик из Старобаишского интерната, показывает на своего друга: «Люба, а Айдар тебя любит!» Я говорю: «Я тоже всех вас люблю». Никогда не говорю, что я кого-то одного люблю — я всех люблю!

Рабочий день няни

Люба не была в отпуске уже больше года. И днем, и ночью она остается с детьми — подопечными фонда. Когда ей, как старшей няне, предложили жить отдельно, Люба отказалась: «Я знаю каждого ребенка. Знаю, что он поел, что лег, что все нормально. Мне так проще. Вечером мы поиграли, поели, покупались, уложили, детки — спокойной ночи, я — спокойной ночи, и я спокойно легла». Рассказывает Люба Встаю я часов в пять. Мне это не в тягость. Делаю себе кофе, ставлю кашу и готовлю что-то вкусненькое к обеду. Всегда оденусь и накрашусь, потому что я на работе, у меня рабочий день начался. Уже в 9 утра вы не застанете у нас никого в ночных рубашках. Хотя я и сельская женщина, но я знаю, что в ночной одежде я сплю, а когда работаю, должна быть в рабочей одежде.

Потом встают потихоньку девочки, другие няни. Где-то в восемь часов начинают наши детки чирикать. Мы умываемся, меняем памперсы, зубы чистим, всех переодеваем в чистое. Завтракаем. После дети занимаются с логопедом, с учителем.

Зарядка и массаж с утра обязательно — разрабатываем ручки, ножки, шарики надуваем. Потом смотрим мультики. Читаем в игровой, все время придумываем что-то надо новое. С девяти до десяти у нас обязательно влажная уборка. В час мы обедаем. Затем — тихий час, часов до четырех. В это время я убираю игровую, проветриваю. Когда дети встают, у них полдник. Потом опять в игровую: то лепим, то рисуем, когда что. В семь часов начинается ужин, после еды — по одному купать. Все меняем и укладываем спать. Вечером мы опять делаем уборку, проветриваем комнаты. Каждая няня спит со своими детьми в комнате.

Как будто это ваш ребенок или внук

Люба всегда беседует с кандидатами на работу няни, ведь эта работа — очень ответственная и важная. Работа с детьми, которые уже пережили одиночество, предательство, детьми, у которых проблемы со здоровьем, которые боятся и у которых никогда не было своего — значимого, любимого — взрослого. Рассказывает Люба Мой главный вопрос: «Любите ли вы детей и готовы ли вы работать с этим ребенком, как будто это ваш внук или ваш родной ребенок?» Если я вижу, что няня все делает на автомате, просто из-за денег, то знаю, что она долго не проработает. Я могу один раз закрыть на это глаза, второй раз, но на третий раз я попрошу ее уйти. И она сама будет знать, почему я не возьму ее больше.

Для нас главное — найти подход к ребенку, и он сам к нам потянется. Он сам будет помогать нам работать. Я очень люблю свою работу.

Единственное, что я не хочу к себе подпускать даже в мыслях, это как я уйду с этой работы. Да, мне хочется чаще видеть свою семью и своих родных, но я не представляю свою жизнь без «Дороги жизни», без этих детей, без этой работы.