В помещении, которое выделили медицинской бригаде, душно. Окна плотно закрыты. Попытки проветрить резко пресекаются: «Нельзя! Вы простудите детей!»
Для того чтобы попасть в Кугесьский детский дом-интернат для умственно отсталых детей, нужно от Чебоксар доехать до села Кугеси, затем двигаться по Советской улице, не сворачивая ни на улицу Ленина, ни на улицу Энгельса. Правильный поворот — на улицу Первомайская. Там уже совсем близко, только надо миновать взрослый интернат для престарелых и инвалидов. Через дорогу от него — забор и ворота ДДИ.
На закрытых воротах большая табличка «Внимание карантин» без знаков препинания. Охранник, улыбаясь, встречает бригаду фонда «Дорога жизни»: «Вы ворота не открывайте, проходите в калитку».
ПСУ
Навстречу от корпуса спешит директор интерната — Елена Романова. До того как 10 октября 2020 года занять эту должность, Елена Владимировна была уполномоченным по правам ребенка республики Чувашия.
Сейчас в интернате в Кугесях проживает 144 так называемых ПСУ, то есть, на чиновничьем языке, получателя социальных услуг. В переводе на русский 144 ПСУ — это 70 детей от 4 до 18 лет и 74 человека до 35 лет, так называемых молодых инвалида.
«Я бы всех чиновников, которые работают в социальной сфере, перед тем, как они приступят к работе отправляла в такие учреждения, как наш интернат, — говорит директор, — чтобы поняли, что это такое. Я сама очень многое поняла, когда стала работать здесь. И сейчас бы некоторые документы, которые подписывала будучи уполномоченным, не подписала».
Директор Кугесьского интерната рассказывает, что хочет превратить учреждение в образцовый дом для детей-инвалидов: «Мой девиз — возможно все, на невозможное нужно чуть больше времени», — говорит она.
Директор Елена Романова
Улучшения начинаются с ремонта половины здания — корпуса, построенного в 1991 году. Во второй половине, построенной в 1975 году и сейчас уже подлежащей сносу, временно размещены отделение милосердия, отделение молодых взрослых и группы для остальных детей. В планах директора — добиться финансирования строительства нового здания. Добиваться надо потому, что в федеральном бюджете деньги на это не предусмотрены.
«Это вам неинтересно...»
Это был шестой выезд медицинской бригады фонда «Дорога жизни» в этом году. 21 августа 2021 года врачи работали в Кугесьском детском доме-интернате для умственно отсталых детей. Кроме педиатра Наталии Гортаевой, которая возглавляет бригаду, в интернат приехали нейрохирург Дмитрий Зиненко, офтальмолог Раиса Васильева, психиатры Ольга и Денис Белецкие, клинический психолог Ксения Сибирякова, неврологи Иван Суворов и Дженнета Амирханова, отоларинголог Елена Павликова, реабилитолог Александр Фокин, врач ультразвуковой диагностики Иван Кротов и специалист по проведению ЭЭГ-мониторинга Анна Штеклейн.
В отделении милосердия — жарко. Как жарко и на улице. В Чувашии днем в этом августе температура поднимается до 36-38 градусов. От солнца, бьющего в окна, помогают только шторы.
На постели — девочка с мокрой от пота головой. На ней футболка и длинные штаны. Одеты и все остальные лежачие дети. Таковы правила.
— Что же они одеты, им же жарко, — делает кто-то замечание.
— Нет, им не жарко, они же лежачие, — уверенно отвечает врач-психиатр Ирина Георгиевна. Она как раз ведет по отделению неврологов Дженнету Амирханову и Ивана Суворова. Психиатр интерната царственно машет рукой в сторону одной из кроватей:
— Это вам неинтересно, пойдем дальше.
Психиатр учреждения Ирина Николаева и неврологи фонда Дженнета Амирханова и Иван Суворов
Как и во многих других интернатах, в Кугеси врач-психиатр занимается не только больными с психическими заболеваниями, но и больными с эпилепсией и другими неврологическими проблемами. Это связано с тем, что в учреждении нет невролога, он не положен по штату, а попасть на прием в поликлинике — проблема.
Без бумажки
Попытки совместить психиатра и невролога в одном специалисте, однако, не оправдывает себя. Неврологи фонда отмечают, что у некоторых детей неправильно сформулированы диагнозы, неверно подобраны схемы лечения, например, миорелаксанты — препараты для снятия спастики — назначены неграмотно, редкими курсами, а не на постоянной основе.
На эти «погрешности» накладывается уверенность местного врача в своей правоте:
— Доктор на любой вопрос отвечала: я ни при чем, этот препарат назначаю не я, мне этого ребенка таким передали, — говорит невролог фонда, — на все наши попытки объяснить, что есть другая терапия и препараты могут дозироваться по-другому, ответ был один — без бумажки я ничего не буду делать. И здесь можно понять доктора, которая хочет себя обезопасить, но ведь и детей лечить нужно.
Врачей в учреждении не хватает. Из 12 перечисленных на сайте интерната вакансий — шесть врачебные. Учреждение ищет врача-психиатра, стоматолога, педиатров и даже — а это уж совсем редкость, потому что обычно таких ставок в ДДИ даже и не бывает, — врача ЛФК. Хотя пока желающих каждый день ездить из Чебоксар в Кугеси нет. Сейчас на 144 воспитанника в наличии есть только психиатр и педиатр, оба совместители на полставки.
«Мы не можем вызвать врача-педиатра из поликлиники, — рассказывает директор, — потому что она у нас же на полставки устроена. А раз она у нас устроена, она и должна детей смотреть».
Так спокойнее
Здесь же, в отделении милосердия на диванчике сидит женщина. Она — не сотрудник, она — мама одной из подопечных интерната, девочки Веры[*]. Мама узнала, что в интернат приезжает бригада врачей из Москвы, и пришла поговорить с врачами про свою дочку.
Женщина держит девочку на коленях. Вера хаотично взмахивает руками и роняет голову. Мама прижимает ребенка к себе и рассказывает. Рассказывает, как родила больную дочь, как через некоторое время после этого ушел муж, сказав, что жена все время занимается только ребенком. Как ей пришлось выйти на работу продавцом в магазин, чтобы не умереть с голода. И да, пришлось поместить девочку в интернат по трехстороннему соглашению, в связи с «трудной жизненной ситуацией». Потому что иначе — какая работа.
Сначала мама забирала Веру на выходные, но девочка скоро поняла разницу, и каждый раз при возвращении в Кугеси у ребенка случалась истерика: уже в воротах интерната она начинала рыдать. А вместе с ней плакала и мама.
«Вы не забирайте ее на выходные, — посоветовали маме в интернате, — а то она у нас потом целую ночь не спит, приходятся няньке с ней ложиться, чтобы успокоить. Лучше чаще приезжайте. Так всем будет спокойнее».
Женщине пришлось отказаться от возможности забирать свою девочку домой. Теперь мама старается приезжать в интернат раз в неделю или две. Чаще не выходит. Вера узнает маму и радуется. Все остальное время девочка лежит в кроватке в Милосердии и смотрит в потолок.
Реабилитолог фонда Александр Фокин осматривает Веру и объясняет ее маме, что дети при таких диагнозах, какие стоят у её дочери, часто имеют сохранный интеллект и все понимают, поэтому их можно обучать. Говорит о том, что здорово было бы научить девочку альтернативной коммуникации, ведь тогда она сможет общаться с окружающими и давать знать о своих потребностях и желаниях. Что надо настоять, чтобы педагог интерната взял Веру на контроль и занимался с ней. Мама соглашается со всем сказанным, но, похоже, не очень верит в то, что все это возможно — и эффективные занятия, и альтернативная коммуникация.
В полном объеме
Кроме девочки Веры в Кугесьском интернате живет еще 27 детей, помещенных в учреждение по трехстороннему соглашению. Но, за исключением Вериной мамы, никто из родителей этих детей не захотел или не смог приехать, чтобы поговорить с врачами фонда о своем ребенке.
По словам директора, во время карантина по ковиду родители вообще не могли посещать своих детей, а сейчас такая возможность есть, только надо предоставить отрицательный результат ПЦР. Несмотря на это желающих навестить сына или дочку можно пересчитать по пальцам.
Я интересуюсь, получают ли родители живущих в интернате детей пенсию за своих чад, живущих в интернате.
— В полном объеме, — говорит Елена Владимировна, — Раньше 75% пенсии шло в учреждение, где живет ребенок, но в 2014 году прокуратура посчитала это нарушением.
По словам директора, интернат тратит в месяц на одного ребёнка порядка 40 000 рублей, а в год только на питание уходит 7 800 000 рублей.
— 600 000 в месяц на отопление, да еще 50 000 за дополнительную нагрузку на систему водоотведения ввели, и это плюс к тому, что мы и так платим за водоотведение. А ведь некоторые родители еще считают, что мы им должны.
И директор рассказывает, как женщина, забирая ребенка на каникулы домой, потребовала директора обеспечить его одеждой на весь год. А через две недели привезла мальчика — уже без одежды.
— Куда мамочка эту одежду дела, я не знаю, — продолжает Елена Романова, — но я больше одежду родителям не выдаю. В конце концов, они также обязаны обеспечивать своего ребенка.
Другая мамочка, сдав ребенка в интернат, отказалась от получения полного набора социальных услуг. В случае отказа от социальных услуг родитель получает этот «набор» в чистом виде — деньгами. И сейчас маме приходит на карточку дополнительная сумма к пенсии на ребенка, а интернат не может получить ее сыну спецпитание. На вопрос, как эту проблему решают в учреждении, директор вздыхает:
— Приходится покупать питание за свои средства.
Мор и глад
Перед психиатрами Ольгой и Денисом Белецкими и клиническим психологом Ксенией Сибиряковой сидит статный молодой человек из отделения молодых взрослых. У него богатый для воспитанника ДДИ словарный запас, в котором помимо лексики из новостной повестки — вроде коронавирус, карантин и пандемия — немало церковнославянизмов. По словам няни Василий раньше ходил в церковь, но его сейчас не пускают. А еще он собирается поступать в семинарию.
— Вообще, уже наступает конец света. Апокалипсис называется. Откуда я знаю? Ну, потому что перед концом света будет глад и мор. Вот сейчас у нас глад. Ну вот этот коронавирус.
— Может, у нас сейчас все-таки, мор, — осторожно уточняет Денис Белецкий.
— Нет, точно глад. Мор — это когда очень холодно, мороз. А глад, — и Вася делает оглаживающий жест рукой, — это когда везде. Вот как пандемия.
Молодой человек, кажется, может говорить бесконечно. И про глад, и про мор, и про пожары. После того как он уходит, врачи просят сотрудников интерната отпускать молодого человека в церковь. Психиатрический диагноз у Васи есть, но для окружающих он не опасен.
Затем психиатры и психолог идут в закрытые отделения. Туда, где находятся воспитанники с тяжелыми психиатрическими диагнозами.
Бесполо-разнополые дети
Дверь в отделение закрыта на замок. Как и во всех других подобных отделениях. В холле — несколько молодых людей, подростков. Один кричит и раскачивается, сидя на полу. Другой ходит кругами: расклешенные джинсы расстегнуты, нижнего белья нет, на лице — ухмылка. Рядом кружит еще несколько похожих — то ли парней, то ли девушек — одинаково коротко постриженных. Беспокойных, вскрикивающих. У пары человек руки стянуты сзади. Находиться с ними рядом страшновато. Врачи профессионально встают спиной к стене — чтобы обезопасить себя от неожиданностей.
«Не очень правильно, что разнополые дети, требующие из-за своего психиатрического диагноза постоянного контроля и ухода, живут бок о бок в одном отделении, без изоляции между собой. Понятно, что такая ситуация возникает из-за недостатка кадров. Сотрудников мало, и только так, собрав и мальчиков, и девочек с похожими диагнозами, удается обеспечить максимальный контроль и наблюдение за всеми детьми. Но воспитанники этой группы уже не маленькие, у них уже началось половое созревание, и это может привести к большим сложностям», — отмечает клинический психолог Ксения Сибирякова.
Из комнаты выходит няня — сухонькая старушка невысоко роста. На лице у нее удивительно спокойная и теплая улыбка. Она работает с этими детьми уже 40 лет, знает их, привыкла и не боится. Врачи проходят по отделению. В игровой — обшарпанные стены, маты на полах, игрушек нет. Как и в десятках других игровых комнат в десятках других интернатов, в группах для детей с психическими заболеваниями. Объяснение всегда одно: «Они все съедают, поэтому игрушки не даем». На полу сидят раскачивающиеся бесполые дети.
Психиатры Ольга и Денис Белецкие спрашивают, у кого из воспитанников какие проблемы. Стоящая рядом психиатр учреждения тут же говорит: «Всё в порядке».
«Наверное, они справляются, — комментирует позже Ольга Белецкая, — Но, тем не менее, даже при скрининговом осмотре мы обратили внимание, что у многих детей есть проблемы с поведением. Некоторые дети, которых мы брали на осмотр, были не на терапии, но однозначно находились в нестабильном психическом состоянии. Если ребёнок не крушит все вокруг и не доставляет неудобства, эта вроде хорошо, и может показаться, что не надо его грузить психопрепаратами. Но если он постоянно плачет, эмоционально неустойчив, грызёт себе руки? Как это способствует его качеству жизни, развитию и прочее? Мы видели, что дети нестабильны и друг друга заводят: один постоянно кричит, другой бегает кругами в спущенных штанах и с торчащими гениталиями. Плюс воспитанники, которые его окружают, всё равно индуцируются его состоянием и беспокоятся».
Что можно сделать?
На общем собрании в конце рабочего дня врачи фонда отмечают, что, несмотря на проблемы учреждения, которые встречаются во многих похожих учреждениях и, скорее можно, относятся к системным, в Кугесях можно многое сделать — улучшить состояние детей, подобрать врачей, завершить ремонт. И сделать тренировочные квартиры, добавляет директор интерната.
Юрист фонда Наталья Рождественская надеется, что правительство региона услышит руководство интерната и окажет необходимую помощь в реализации такого важного проекта, как сопровождаемое проживание: «Тем более что директор даже имеет возможность предоставить молодым инвалидам работу — уход за живностью на телячьей ферме, высадка растений в теплице и наблюдение за порядком на территории интерната, например, покос травы, покраска детских площадок. Воспитанники старше 18 лет будут чувствовать себя реализованными, и это благоприятно скажется на их состоянии здоровья».
Офтальмолог Раиса Васильева за работой
Может быть, удастся найти и тифлопедагога, замечает офтальмолог Раиса Васильева. По итогам ее осмотров в учреждении высокая концентрация незрячих воспитанников: было выявлено 20 тотально слепых детей, а еще есть дети с остаточным зрением.
«В связи с этим рекомендовано выделение ставки тифлопедагога и организация процесса реабилитации и абилитации слепых и слабовидящих детей в условиях учреждения, — говорит Раиса Васильева и добавляет, — В целом, общее впечатление от ДДИ хорошее, на территории красота и порядок. Детям, состояние которых позволяет гулять, доступны удобные места для прогулок и знакомства с окружающим миром. Рядом разбит красивый огород и парники. Уровень гигиены и питания у детей хороший. Несмотря на тяжесть состояния детей в некоторых отделениях, персонал и директор настроены позитивно, на рабочий лад. Персонал знает детей, заинтересован в максимально качественном наблюдении и лечении детей, уделяет внимание и воспитанию, и лечению детей. Состояние многих детей тяжелое в связи с тяжестью основных психиатрических заболеваний и отсутствием адекватной психофармакотерапии».
Небесная канцелярия
Следующий рабочий день врачи работают в Чебоксарах, в специализированном Доме ребенка «Малютка». В учреждении, где живет 32 ребенка, карантин, связанный с эпидемией ковида. Такой строгий, что уже больше года дети и воспитатели даже не переходят из группы в группу.
Врачей фонда сразу предупредили, что и им ходить по учреждению будет нельзя, несмотря на сданные анализы ПЦР и экспресс-тесты перед началом работы, и сделанные заранее прививки. Бригаду запускают через боковое крыльцо и запасную дверь. На улице вдруг начинается сильный дождь, несколько докторов прячутся под крышу бытовки, стоящей напротив входа, чтобы не мокнуть, пока первые проходят в дверь. Встречающая врачей медсестра раздражена: «Что они там встали? Русского языка что ли не понимают? Сказали же, заходите!»
В помещении, которое выделили медицинской бригаде — душно. Уличная жара нагрела здание. Окна плотно закрыты. Попытки проветрить комнату резко пресекаются персоналом дома ребенка: «Нельзя! Вы простудите детей!» Страх простуды так силен, что малышей приносят на осмотр в штанах, кофточках, носочках, чепчиках. Для надежности — завернутых в байковые одельца. Кожа детей покрыта сыпью — это потница.
«Потница чаще всего развивается в теплую влажную погоду, но может возникать и в прохладную погоду у слишком тепло одетых, госпитализированных или лежачих пациентов, — отмечает Справочник MSD, — Лечение потницы заключается в охлаждении и высушивании пораженных участков кожи и избегании условий, вызывающих повышенное потоотделение; кондиционирование воздуха является идеальным условием... Следует избегать ношения одежды, не пропускающей воздух, и использования густых мазей».
Педиатр Наталья Гортаева разворачивает одеялко, расстегивает малышу кофточку. Только ребенок начинает дышать, как медсестра коршуном налетает на своего питомца и снова заворачивает в байку. Все попытки педиатра и отоларинголога объяснить, что перегревать детей вредно, что это повышает вероятность детей заболеть, натыкаются на глухую стену.
Отоларинголог Елена Павликова
«Мы знаем, знаем», — стандартный ответ. А директор кивает на окно и разводит руками: «А что мы можем сделать, если небесная канцелярия нам выдаёт 38 градусов».
«Да она такая!»
«Психбригада», как называют в фонде команду психиатров Ольги и Дениса Белецких и клинического психолога Ксении Сибиряковой, размещены в «Библиотеке». Это небольшая комната с двумя шкафами, на которых ровненько выставлены новенькие, ни разу не читаные книги. На вопрос, пользуются ли дети библиотекой, сотрудники говорят «конечно!». На полочке лежит обычная тетрадь в клеточку. На обложке написано — «Журнал посещений библиотеки». Последние посетители записаны в тетрадочку больше года назад, 3 апреля 2020 года. Видимо, карантин ограничил доступ и в библиотеку.
К врачам приводят девочку в красном платье. Она напугана и уже готова зарыдать. Когда медсестра подводит малышку к стулу, девочка таки начинает плакать. Медсестра нетерпеливо усаживает ребенку: «Давай, садись! Ну, руки на стол!» И «помогает» своей подопечной — отработанным движением хватает руки девочки и шлепает ими о столешницу. Ребенок заливается слезами.
«Да она такая, не будет с вами разговаривать», — авторитетно говорит медсестра. Разговора и правда не получается. За целый день работы врачи осматривают всего 10 детей.
«Дети выглядят опрятно, но чрезмерно невротизированы: крайне послушны, робки и зажаты. Они реагируют на развивающие игрушки, стандартные для их возраста, как на неизведанные, новые и непонятные, — отмечает психолог Ксения Сибирякова, — Сотрудники, которые приводили детей на осмотр, кажутся чрезмерно категоричными и прямолинейными».
Клинический психолог Ксения Сибирякова и психиатр Ольга Белецкая разговаривают с воспитанницей дома ребенка
Психологу фонда вторят и психиатры: «Из десяти осмотренных детей мы не увидели ни одного полностью психически здорового ребёнка. У многих — задержка интеллектуального развития, редко лёгкой степени, чаще выраженной, есть и соцпедзапущенность. И, кстати, её мы отметили это не только у вновь поступивших детей из неблагополучных семей, но и у тех, кто живет в доме ребенка с раннего возраста».
Все это можно, конечно, списать на противоэпидемические мероприятия, мол, дети находятся с одними и теми же педагогами в группе, не видят новых людей. Но врачей удивил и «недостаток детской живости», типичной для каждого ребенка. Конечно, причиной этого могут быть врожденные особенности, но и, не в меньшей степени, педагогическое сопровождение — формализованное, холодное, направленное на дисциплину.
Медики выездной бригады уверены, что изменить ситуацию в доме ребенка можно — обучить педагогический состав: логопедов, дефектолога и психолога, ввести динамическую качественную оценку состояния ребенка, интеллектуального и речевого развития, особенностей адаптации. Нужна массивная психолого-педагогическая коррекция воспитанников, а при необходимости — и медикаментозная терапия.
«Чё-то у меня настроения нет...»
В другом кабинете прием ведут педиатр Наталья Гортаева, реабилитолог Александр Фокин, неврологи Дженнета Амирханова и Иван Суворов. После группы младенцев в чепчиках и одеялках наступает черед ходячих детей.
Двухлетние малыши во время осмотра с плачем и криком убегают от сопровождающего персонала к незнакомым врачам, просятся на руки и обнимают их. А когда заканчивается осмотр, прижимаются к Дженнете и отказываются возвращаться к нянечкам.
Нянечки же и медсестры разговаривают с врачами неохотно, да и знают про детей мало — ни про состояние воспитанников, ни про лечение рассказать не могут. Одна из нянечек, одевая плачущего малыша, приговаривает: «Смотри, сколько тебе сегодня внимания. Столько я с тобой никогда не могу играть».
На осмотр приносят четырехлетнего Петю. У Пети — ДЦП. Он уже лежачий. Реабилитолог Александр Фокин потом делится впечатлениями:
«Здесь я впервые увидел тяжелого ребенка с ДЦП, такого, каких мы обычно видим в ДДИ, и про которых мы никогда не понимали, откуда они там, в ДДИ, появляются. Да вот отсюда и появляются. У мальчика формирующиеся контрактуры во всех конечностях, причем, коленный сустав уже с ограничением амплитуды на 20 градусов. А это значит, что ребенку понадобится оперативное вмешательство. На мой прямой вопрос, лежит ли мальчик всё время, я услышал, что да, лежит всё время. При этом ребёнок очень хорошо поднимает голову, как-то заинтересован в окружающем, у него есть и мотивация, и интерес. Мне говорили, что с ним занимался массажист, но лучше бы это был не массаж, а ЛФК. И потом, думаю, что если бы этим ребенком четыре года занимались, он бы, наверное, выглядел несколько иначе?»
Педиатр Наталья Гортаева, невролог Дженнета Амирханова и реабилитолога Александр Фокин осматривают мальчика
А в соседней комнате тот самый массажист, который «занимался» Петей, приносит на УЗИ к врачу ультразвуковой диагностики Ивану Кротову малыша. Врач кладет малыша на живот, и мальчик уверенно поднимает голову. Массажист присвистывает: «Ничего себе, он голову держит!».
Врачи ультразвуковой диагностики Иван Кротов
Офтальмолог Раиса Васильева, которая в этот момент оказывается в этом же кабинете, замечает, что, наверное, массажисту дома ребенка было бы интересно и полезно пообщаться с московским ребилитологом Александром Фокиным.
— Да чё-то у меня настроения нет, — отвечает массажист.
Трава у дома
Рабочий день выездной бригады фонда «Дорога жизни» закончен. Врачи, собрав чемоданы, выходят не территорию дома ребенка. На детских площадках — нетоптанная трава, веранды закрыты и забраны решетками, внутри навалены старые коляски, доски, сломанные стульчики и игрушки.
«Общее впечатление от дома ребенка смешанное, — подводит итог офтальмолог Раиса Васильева, — Воспитанники ухожены, красиво одеты, однако перекутаны. На осмотре дети до года в шапочках и одеялах, при этом температура в помещении больше +25, и кожа у малышей покрыта потом. Дети слишком послушные и покорные. Они не следят за игрушкой, и по состоянию глаз могу сказать, что они почти не гуляют. На территории большое количество площадок с игровыми комплексами и, при этом, высокой травой. В целом, оказание офтальмологической помощи ограничивается диспансерными осмотрами в условиях учреждения, при более глубоком осмотре выявлено большое количество расхождений в диагнозах».
Врач Анна Штеклейн проводит ЭЭГ-обследование
Среди воспитанников дома ребенка «Малютка» в Чебоксарах, только у четверых детей зрение соответствует норме. Также несколько малышей нуждаются в углубленном обследовании и сурдопротезировании.
Статистика
За два дня работы 21 и 22 августа врачи побывали в Кугесьском детском доме-интернате для умственно отсталых детей, где живет 70 воспитанников в возрасте от 4 до 18 лет, и в специализированном Доме ребенка «Малютка» для детей с органическими поражениями центральной нервной системы с нарушением психики в Чебоксарах, где находится 32 малыша до 4 лет.
Педиатр Наталья Гортаева, отоларинголог Елена Павликова, реабилитолог Александр Фокин, неврологи Дженнета Амирханова и Иван Суворов осмотрели 88 воспитанников, офтальмолог Раиса Васильева — 57 детей.
Офтальмолог Раиса Васильева, психиатры Ольга и Денис Белецкие, клинический психолог Ксения Сибирякова — больше 20 человек.
Было проведено 30 ЭЭГ-исследований. Врач ультразвуковой диагностики Иван Кротов провел порядка 300 исследований, осмотрев всех детей. Всего в пути врачи провели порядка 8 часов.
[*] Все имена воспитанников изменены в интересах детей.
